А.Н. Радищев прибыл в Екатеринбург в декабре 1790 года и пробыл там 8 дней [1, с. 360].
К тому времени за счет открытых в 1720-х годах заводов (Екатеринбургского горного в 1723 году и Верх-Исетского железоделательного в 1726 году) регион играл одну из ключевых ролей в развитии российской металлургической промышленности.
Бесперебойная работа заводов обеспечивалась за счет реки, на которой были сооружены 2 плотины – Исетская (1723) и Верх-Исетская (1725).
Исетская плотина, или плотина Исетского (Городского) пруда, приводила в движение механизмы Екатеринбургского завода. Казалось бы, ее назначение было сугубо практическим, однако историки архитектуры считают, что помимо всего прочего плотину следует рассматривать как символический центр города.
Читать: Символическое значение планировки Екатеринбурга и роль Исетской плотиныПо мнению исследователей, при проектировании Екатеринбурга архитекторы думали не только о функциональности. Дело в том, что его планировка проводилась с учетом некоторых традиций средневекового градостроительства, согласно которым структура города являлась своеобразным небесным кодом, «отражением» неба на земле, моделью вселенной.
Особое значение при планировке имела символика чисел. Так, далеко не случайны расположение городских осей по сторонам света и первоначально четырехугольная форма крепости. Число четыре считалось воплощением идеально устойчивой структуры, целостности вселенной: четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии (огонь, воздух, земля и вода) и т.п. «Число совершенства» квадрата или четырехугольника заключалось в числе узлов крепости, восьми бастионах (правда, северный и южный из-за реки распадались каждый на два полубастиона); кроме того, такая структура ассоциировалась с 8-конечным православным крестом.
Наложение крепости на реку меняло и внутреннее свойство самой реки, она приобретала новое – полезное – качество. Центром крепости, а равно и «центром мироздания», являлась плотина. Левая сторона Екатеринбурга была «темной», закрытой, здесь заботились о душе и теле человеческом (церковь, госпиталь и торговые бани). За Исетскими воротами располагались первые городские кладбища. Правая сторона, напротив, была «светлой», открытой, представляла собой типичный деловой центр (Обер-бергамт, заводская контора, гостиный двор и базар, кабак и таможня, полиция, аптека). Связь «светлой» и «темной» сторон города через плотину символизирует противостояние и единство дня и ночи, разума и души, мужского и женского, жизни и смерти и т.п. Основная идея, зашифрованная в планах Екатеринбурга XVIII века, такова: город – это целый мир (подробнее см. [2, с. 53]).
Что же касается Верх-Исетской плотины, которая обслуживала нужды одноименного завода, то благодаря ее устройству в Екатеринбургском уезде появилась одна из наиболее живописных достопримечательностей – Верх-Исетский пруд. Несмотря на то, что Радищев видел пруд зимой, он смог оценить величественность этого огромного водохранилища (20 верст длиной и 10 шириной [1, с. 359]), представив «обширный ледяной массив сверкающей водной гладью, украшенной нежной зеленью островов» [3] и с уверенностью заявив: «Летом вид прекрасный» [1, с. 359].
В самом же городе Радищев описывает прежде всего то, что свидетельствует об уровне экономического развития Екатеринбурга: производство, торговлю, промыслы («Город <…> примечания достоин в рассуждении своего положения, монетного двора, приисков каменьев, шлифовальни, гранильного искусства и мраморного дела. Медные и железные поделки дороги. Торг хлебом для городских жителей, рыба из Сибири. Мясом ведет больше торг в Вятскую и Пермскую губернию» [1, с. 360].
Опальный писатель побывал в самом центре «горного хозяйства Урала» – здании Уральского горного управления; видимо, там он узнал о показателях выплавки меди (170-180 пудов «в отменные годы») и о «заслугах капитана Попова» [Там же], который действительно сделал многое для развития медеплавильного производства на Урале, внедряя в него природоохранные и ресурсосберегающие технологии (подробнее см. [4, с. 173-184]); не исключено, что Радищев останавливался именно в его доме и имел возможность познакомиться с ним ближе (некоторые подробности биографии М.Н. Попова, а также краткое описание его личных вещей и домашней библиотеки см. [5]).
После отъезда из Екатеринбурга Радищев добросовестно фиксирует в путевом дневнике названия небольших городов, сел и деревень Екатеринбургской области Пермского наместничества, перечисляя местные достопримечательности: деревянную церковь и воскресный базар в Камышлове, Талицкий казенный винный завод, напоминающие о временах пугачевского восстания развалины деревянной крепости в Беляковской слободе и др. [1, с. 360]. Однако по-настоящему его занимало место, куда он по целому ряду причин попасть не мог – Ирбитская ярмарка.
Ирбит стоял в некотором отдалении от Сибирского тракта, к тому же Радищев был на Среднем Урале в декабре, а ярмарка проходила обычно в феврале. Не имея возможности задержаться или отклониться от маршрута, ссыльный писатель позднее все же изучил касающиеся Ирбитской ярмарки материалы и включил сведения о ней в обзор «славнейших» российских ярмарок, составленный для «Описания Тобольского наместничества» [6]. Эта работа Радищева, довольно поздно попавшая в руки исследователей [7], содержит не только «справочную» информацию о «торжище» в Ирбите (сроки проведения, география участников, репертуар товаров, объем оборота, подробнее см. [6, с. 138]), но и любопытные соображения относительно причин выбора совсем незначительного «местечка» для такого важного мероприятия, как всероссийская ярмарка. Как справедливо полагал Радищев, первоначально «незаметный» Ирбит был центром тайной беспошлинной торговли сибирскими товарами («в отдаленности» от правительства). Когда же популярность и массовость Ирбитской ярмарки возросли и нарушение торгового законодательства вскрылось, ярмарка была не запрещена, а легализована, поскольку власти не захотели упускать дополнительный доход в казну (подробнее см. [6, с. 139]).
Таким образом, за счет развития в «Описании Тобольского наместничества» ирбитской темы реальное путешествие Радищева по Среднему Уралу оказалось дополнено «виртуальным». Повторно А.Н. Радищев посетил Екатеринбургский уезд в 1797 году, возвращаясь из ссылки, однако его записи о городе и крае [8] уже менее содержательны: путешественник упоминает главным образом особенности дороги, идущей то вверх, то вниз, то грязной, то каменистой, но уже не тягостной, а радостной – ведущей к дому.
