Биографическая справкаИзбранная библиографияЭлектронная выставкаМетодические материалы

Гражданин Российского Отечества (Виталий Зоркин)

Летом этого года в Москве финишировала необычная конно-автомобильная эколого-социальная экспедиция «Путешествие из Петербурга в Москву» – писатели, журналисты, ученые, артисты – не просто повторили маршрут, по которому два столетия назад проехал «бунтовщик хуже Пугачева» А. Радищев. Они попытались с высоты сегодняшнего дня взглянуть на проблемы, поставленные впервые в истории нашего Отечества Радищевым. А затем они проехали по маршруту Чехова, который 100 лет назад совершил гражданский подвиг: посетил каторжный Сахалин, проехав по ужасным дорогам России тысячи и тысячи километров. В Южно-Сахалинске и встретился с участниками экспедиции доцент кафедры журналистики Виталий Зоркин. Он тоже нынешним летом проехал водным путем (4400 км) маршрутом А. Чехова по Шилке и Амуру на Сахалин. Встреча сибиряка с членами радищевской экспедиции была теплой и непринужденной. Сегодня доцент ИГУ, кандидат филологических наук, член Союза журналистов СССР Виталий Зоркин – гость нашей редакции. Но рассказывает он не о Чехове и встрече с москвичами, а о своем поиске материалов об А.Н. Радищеве. Итак, ему слово.

I. Судьба Радищева и его книги

Двести лет назад в мае 1790 года, вышла книга А. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Выход книги произвел потрясающее впечатление на царский двор, напуганный крестьянской войной и Французской революцией. «По городу слух будто Радищев и Щелищев писали и печатали в домовой типографии ту книгу, исследовав лутче, узнаем». С этой коротенькой, небрежно написанной Екатериной II на клочке бумаги, записочки начинается трагический этап в жизни Радищева. Чуть позже она же напишет на полях его книги: «Он бунтовщик хуже Пугачева!». «Это – набат революции!» – в ужасе воскликнет вослед императрице просвещенная княгиня Дашкова.

В 9 часов вечера 30 июля 1790 года в своем загородном доме на Петровском острове Радищев был арестован. Однако арест для него не был неожиданностью: Радищев знал, что вот уже 10 дней допрашивают книгопродавца Герасима Зотова. Об этом его известил его друг и покровитель Радищева А.Р. Воронцов. Радищев успел уничтожить все черновые наброски и рукопись «Путешествия из Петербурга в Москву». Пощадил он лишь ту, что была представлена в свое время в цензуру. Сейчас рукопись эта, как, впрочем, и другие следственные дела Радищева, хранится в Центральном госархиве древних актов. В этом зловещем деле – долго не публиковавшиеся в печати «Замечания на сочинения его (Радищева – В.З.) государыни императрицы Екатерины II». В первый раз я листал их лет двадцать назад. А теперь с ними может ознакомиться каждый – они опубликованы в виде приложения к книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», вышедшей в издательстве «Книга» к двухсотлетнему юбилею книги. В ЦГАДА находятся также «Ордер на заключение А.Н. Радищева в Петропавловскую крепость», «Секретный рапорт подполковника Д. Горемыкина С. Шешковскому о доставке А.Н. Радищева в Петропавловскую крепость». Помню, когда листал эти документы, мурашки по спине бегали. Вот часть моих древних выписок: I пункт «вопросной анкеты» Радищеву: «Книга, названная «Путешествием из Петербурга в Москву» и которая при сем ему объявлена, кем сочинена? Ответ – сия книга сочинена им, Радищевым, самим, и черный манускрипт весь писан был его рукою, по написании ж оной переписывал ее набело таможенный надзиратель Царевский».

...Пункт 21. «Почему вы в насмехательном виде писали о блаженстве и даете чувствовать, что оного нет? Сие служит предисловием к тому, что вы намерены говорить о крестьянах и их неволе и о войсках, кои в неволе же по причине строя. Ответ – ...Желание мое: стремлюсь всех крестьян от помещиков отобрать и сделать их вольными». Дело Радищева было поручено вести С. Шешковскому, метко охарактеризованному Пушкиным как «домашний палач Екатерины». Г. Гельбиг, служивший секретарем саксонского посольства при дворе Екатерины II, в книге «Русские избранники» пишет про Шешковского, что назначенный царицей «директором Тайной канцелярии, или, вернее сказать великим инквизитором России, эту обязанность он исполнял со страшною строгостью и точностью». Допросы даже «знатных персон» он начинал с того, что «бил палкой по подбородку, так, что зубы трещали, даже выпадывали». «Каково кнутобойничаешь?» – обычно спрашивал у Шешковского при встрече князь Потемкин. Неудивительно, что Радищев, будучи слабого здоровья, узнав, что он попал в руки Шишковского, тут же упал в обморок.

Следствие шло довольно долго. Радищев в тюрьме заболел, его мучила бессонница, он едва держался на ногах. Сведения об условиях содержания Радищева крепости довольно скудны.

27 июля 1790 года суд вынес приговор – «казнить смертию», но 4 сентября по случаю заключения мирного договора со Швецией казнь была заменена ссылкой в Сибирь, в Илимский острог, сроком на 10 лет.

8 сентября 1790 года закованного в кандалы А. Радищева, даже не дав проститься с семьей, вывезли из Петропавловской крепости. Отсюда начался долгий путь в Сибирь. Отсюда началась дорога его бессмертной книги.

Как? Спросит читатель. Ведь весь тираж – около 650 экземпляров – был истреблен. Не желая, чтобы книга попала в руки властей, Радищев решил ее уничтожить. И 29 и 30 июля его доверенный слуга Давид Фролов сжег весь оставшийся в листах тираж «Путешествия». Но осталось 15 экземпляров, которые оказались на руках у разных лиц. С них тайно делали копии.

К судьбе одного экземпляра я еще вернусь в конце статьи. А сейчас проследуем за Радищевым по Сибирскому тракту в ссылку, взяв себе в помощники и путеводители его письма с дороги, исследования историков, и…свои собственные догадки и гипотезы.

II. Дорога. Жизнь в Сибири

Итак, первый гражданин России Александр Радищев «за издание книги, наполненной вредными умствованиями и неистовыми выражениями против сана и власти царской» отправлен в Сибирь. С дороги он пишет довольно часто своему другу и покровителю графу Воронцову. Приведу несколько строчек, касающихся Сибири. «Как богата Сибирь своими природными дарами! Какой это мощный край!.. Как только она будет замечена, ей предстоит сыграть великую роль в летописях мира… – Можно сказать, читая эти строки, что пишет провидец! – …Свет еще увидит, как потомки товарищей Ермака станут искать и откроют себе проход сквозь льды Ледовитого океана…».

Вот строки об Иркутске: «Хотя я ехал с большой поспешностью, но удержал в памяти все, что казалось наиболее замечательным, Иркутск заслуживает особенного внимания из-за своей широкой торговли. Он является средоточием почти всей торговли этой губернии… Как я буду писать вашему сиятельству о Кяхтинском торге, я об этом упомяну». В Иркутске он пробыл на пути в Илимский острог с 8 октября по 19 декабря 1791 года.

В ноябре 1791 года он познакомился с рыльским купцом Григорием Шелеховым и в письме к Воронцову сообщает об этом: «Я познакомился здесь с Шелеховым, который только что вернулся из Охотска, куда он отправляется каждую весну, чтобы встречать там свои корабли, прибывающие из Америки. Ваше сиятельство знаете его и читали описания его путешествия». Забегая вперед, скажу, что позже, узнав о неожиданной смерти морехода (сразу же родилась версия, что его отравили – В. З.), Радищев написал: «Могу сказать, что смерть Шелехова тоже огорчила меня. Я отнюдь не сужу о его нравственных качествах, но могу сказать, что это был человек обязательный».

По сообщению П.А. Радищева, его отец в Иркутске посещал в театр, был на постановках «Недоросля» Фонвизина, «Мельника…» Аблесимова и других спектаклях. Здесь собирал материал о «китайском торге». Писатель С. Марков, автор прекрасной книги «Земной круг», в сороковые годы в Вологде нашел в архиве Шелехова «Записки разговоров с китайским курьером в Иркутске» – о возобновлении торговли в Кяхте. Несомненно, Шелехов познакомил с этим материалом Радищева – факт пока неизвестный специалистам-радищевцам! Об Иркутске он писал Воронцову: «Нигде толико не находил я, с тех пор, как оставил Петербург, как здесь в Иркутске, от начальников ласки, снисхождения, от всех благоприятства и ласки». Однако вскоре он узнал, что кто-то донес Сенату, «будто ко мне здесь относятся лучше, нежели я того заслуживаю», и расстроенный Радищев вскоре выехал в Илимск.

Вот первое впечатление об остроге: «Во всем Илимске 45 домов, а тот, в котором я живу, сорок шестой, и вместе с церковью и городской ратушей стоит в середине поселка. Дома расположены на месте старой крепости или острога, от которого осталось несколько башен, угрожающих падением. Кроме этих домов, есть еще домов 13 пустых и необитаемых, из которых три на противоположном берегу реки, примерно, в четверти версты от Илимска, и шесть в старом остроге, в версте от нас. Население состоит из мещан, казаков и крестьян и не превышает 250 душ обоего пола…». Как же горько и неуютно было Радищеву вдали от детей и семьи, от родного гнезда – отцовского имения Верхнее Аблязово, близ Пензы. Побывав там в последний раз, он нашел старинное описание отцовского дома и в Илимске часто вспоминал это описание. Оно было не в пользу нового места жительства: «Дом господский, каменный с плодовитым садом и в этом селе в день праздника Тихвинской пресвятой богородицы бывает ярмарка, на которую приезжают жители из ближних селений со своими изделиями… Из посева – лучше родится рожь, просо, пшеница, греча и овес; сенные покосы хороши, лес дровяной, дубовый, осиновый… Крестьяне на господском изделии промышляют хлебопашеством; женщины занимаются рукоделием. Зажитка средственного…» …А какого он «зажитка» здесь, в Илимске?

У него в хлеву «четыре живых существа – корова, теленок, баран и самка оленя – подарок одного тунгуса». Но главное сейчас для него – то, что он может делать что захочет. А интересов у него – много. Узнав, что в 50 верстах от Илимска есть залежи железной руды, он намеревается заняться горными разработками. Он соорудил горн и делал на нем пробы «со слюдою и глиною». Он сам нашел образцы руды и об этом напасал Воронцову. Еще раньше, в Лейпциге, он бывал в минералогическом музее, и здесь решил вспомнить старину и составить книгу о тех минералах, которых, по его мнению, «окрест меня много». Вероятно, он общался с ученым Эриком Лаксманом, так как ранее в одном из писем сожалел, что не застал его в Иркутске. (Лаксман – швед, натуралист, открыл на Байкале, в районе Слюдянки, ляпис-лазурь – В.3.). Если книга была написана, то где она?

В Илимске Радищев собирает лекарственные травы и просит Воронцова прислать необходимую справочную литературу – он мечтает написать лечебник или травник, по которому могли бы лечиться крестьяне. Он просит книги «Открытие художеств», «Химический лексикон» Макера, «Естественную магию» Галлена. Если лечебник был написан, то где он?

В Илимске Радищев занимается оспопрививанием, задолго до англичанина Дженнера использует для прививки коровью вакцину. Из 92 прививок – ни одного смертельного исхода.

И еще одним делом занимался опальный писатель – он пишет на исторические темы. У меня есть сведения, что, находясь в Сибири, он мечтал создать историю Петра и просил людей из своего окружения помочь ему найти книги Голикова «Деяния Петра Великого» и «Дополнение к «Деяниям». Известно, что этот многотомный труд был в библиотеках Иркутска.

Материалов, собранных или написанных Радищевым, не сохранилось, но означает ли это, что их не было? Здесь надо сделать небольшое отступление. Одним из близких илимских знакомых Радищева был исправник Киренского земского суда Николай Андреевич Ковалевский (1760-1795).

П.А. Радищев сообщает: «Николай Андреевич Ковалевский, добрый, честный человек, был всегда принят как друг дома и просил, наконец, чтобы сына его Сашу Александр Николаевич взял на воспитание к своим детям; этот мальчик провел почти год у Радищева»... Исследователь А. Татаринцев в книге «Радищев в Сибири» пишет о Ковалевском: «Из архивных документов выяснилось, что с октября 1793 года по ноябрь 1794 года в Иркутской уголовной палате рассматривалось дело Ковалевского, по которому он обвинялся «за чинимыя им по Киренской округе непозволенную торговлю, подряды и протчия законопротивныя поступки, токмо по решению той палаты, учиненом 23 ноября 1794 г., виновным ненайден». Радищев, безусловно, знал об этом деле и, отлично разбираясь в законах, может быть, помог Ковалевскому оправдаться. Однако с должности исправника он был снят, и П.А. Радищев пишет, что Ковалевский «занемог и умер». Но меня более интересует сын Ковалевского Александр. В семейном архиве Ковалевских я нашел рукопись-конспект «Истории Петра Великого», написан на синей бумаге черными или фисташковыми чернилами. Семейное предание гласит, что бумага эта писалась якобы для Радищева, который готовился писать «Историю Петра». Сын исправника Ковалевского использовал для выписок книги из Иркутского архиерейского дома, в котором, по преданию, бывал и Шелехов. Почему же рукопись не была передана Радищеву? Причины могут быть самые разные. И главной может быть та, что сын Ковалевского во время отъезда Радищева из Илимска мог с ним в Иркутске попросту не встретиться. Как бы то ни было, в семейное предание я верю – рукопись о Петре I вполне могла писаться для Радищева. Ученик Радищева счел лестным для себя помочь своему учителю!

В госархиве Иркутской области в фонде Киренского нижнего суда (Ф. 9. Арх. № 186. Л. 12) есть письмо Иркутского губернатора Нагеля. Он пишет 16.01.1797 г.: «Находящийся в Илимске Радищев чрез посланного от меня нарочного совсем вызывается в Иркутск, которому в выезде не делать ни малейшего удержания, а в случае требования – показать ему в спокойном сюда проезде вспоможение». 21февраля земский исправник писал Нагелю: «Во исполнение предложения вашего превосходительства находящийся в Илимске А. Радищев со всем его семейством в предлежащий ему путь сего февраля 20 числа надлежащим образом мною отправлен, коего и препроводил до первого по Ангарскому волоку зимовья, благополучно».

Перед выездом из Илимска Радищев выслал на имя генерал-губернатора Нагеля в Иркутск ящики со своими книгами и рукописями. Приехав в Иркутск, попытался узнать о судьбе архива, но ему ответили, что Нагель ушел в отставку, а где книги – неизвестно.

В конце 1797 года из Немцова, где он поселился, Радищев снова шлет запрос о судьбе архива. Через год приходит ответ, в котором сообщается, ЧТО генерал-губернатор был переведен на должность управляющего Тельминской суконной фабрикой. Вероятнее всего предположить, что архив Радищева «осел» где-то в бумагах Тельминской суконной фабрики. Архив этот никто не исследовал, и, вполне возможно, серьезные поиски могут привести к успеху. Тогда и обнаружатся те рукописи, что писал в Сибири Радищев.

Разговор о Радищеве я хочу закончить словами прекрасного радищеведа А. Татаринцева, который считает, что сибирский период жизни и творчества Радищева невозможно осветить исходя только из его дневников, писем и произведений. Надо выявить десятки лиц, с которыми Радищев был знаком и о которых до сих пор мы или не знаем вообще, или знаем очень мало. Зная, например, где и когда останавливался Радищев по пути в Сибирь и из Сибири, с кем и как он был связан, можно путем изучения архивных документов, относящихся к этим местам, датам и лицам, восстанавливать реальные обстоятельства, атмосферу жизни «путешественника поневоле», понять многое из того, что продолжает оставаться неясным и загадочным.

© 2015 - 2024 О проекте